Выпускница Высших литературных курсов при институте имени Горького в Москве, я поймала себя на том, что, соприкасаясь с именем классика очень часто, никогда не писала о нем никаких статей и даже заметок…
А между тем, в свое время была без ума от его пьес – «Варваров» знала почти наизусть, с удовольствием перечитывала «Дачников», «Мещан» и эпохальное «На дне», пересмотрев множество постановок разных театров России.
Вот и решила обратиться к преподавателю теории критики Литературного института Сергею Казначееву – автору цикла работ «Неизвестный Горький» с вопросом о том, как видится сейчас певец революции современным студентам, которые учатся в вузе его имени, смотрят спектакли по его пьесам и уж наверняка каждый бывал в домике Шехтеля – прекрасном московском особняке, в котором Горький провел последние годы жизни. Да и взгляд самого критика и литературоведа на Горького очень интересен.
Русская Кармен
Сергей Михайлович пожимает плечами: да в массе своей студенты и не сильно задумываются на эту тему – это же не Бегбедер или Уэльбек.
– Когда я по ходу дела говорю, что мы находимся в доме, где жил Герцен, они с удивлением вскидываются: как? Разве это не просто памятник, стоящий в сквере? Разве он жил? Работал, играл, пил и ел? Потом уехал в Европу? Разве этот дом имел в виду Булгаков, описывая ресторан «Грибоедов»? Что уж говорить о Горьком – человеке, который создал Союз писателей, Литинститут, многие журналы («Октябрь», «Литературная учеба» и прочие), учредил книжные серии типа ЖЗЛ, «Библиотека поэта» и т. д. Для них Горький – это мумия. И когда рассказываешь о нем как о живом человеке, студенты удивляются: как – он скитался? Дружил и враждовал? Любил женщин?
Кто-то из студентов однажды заметил, что «Мальва», «Челкаш» и прочий ранний Горький скучны и стары. Да разве это так? Да Мальва – одна из самых ярких героинь нашей литературы! Это романтизм в лучшем смысле этого слова. А что такое русская купчиха «Васса Железнова», которая, например, в современном исполнении Татьяны Дорониной говорит своей невестке-революционерке: «А мальчика-то я вам не отда-ам!..» А разве не вне времени самгинская идиома: «А был ли мальчик?!.. Может, мальчика никакого и не было?..»
– Моя коллега говорит, что с детства любила сказку «Данко». Но сегодня она кажется наивной и прямолинейной – даже на сердце в конце наступил нехороший человек…
– Да ведь на его сердце наступил не плохой, а осторожный человек: как бы чего не вышло – и оно рассыпалось искрами. Это не плохо и не хорошо – оно сидит в душе.
Или про Луку – это ведь самый христианский герой у Горького, толстовец, но он своим недеянием, пассивностью делает больше, чем «деятели». Тот же Сатин – что он такое? Крикун, фразер, шулер. А Лука – родной брат Платона Каратаева. Или вот еще интересный момент: в «Несвоевременных мыслях», когда Горький пишет о жертвах революции, он вспоминает о репрессиях людей, которые болели душой за Россию и ничего плохого не сделали пролетариату, просто попали «под раздачу». Там Горький вспоминает стихотворение в прозе Тургенева: на балу представляют двух видных дам, которые не знакомы друг с другом: «Это – Благодетельность, а это – Благодарность». Они всегда порознь.
Или та же Мальва… Она с такой беззаботной легкостью морочит голову своим воздыхателям Сергею и Якову, что невольно возникает ассоциация с другой знаменитой «головокружительницей» – испанкой Кармен! Но Мальва, кажется, еще более непредсказуема и сложна как женский тип. Настоящая Кармен, в общем, зациклена на своих мужчинах. Для Мальвы они интересны, но ими не исчерпывается смысл ее существования. В ее образе чувствуется порыв к чему-то гораздо более высокому, чем земная любовь. И когда мы читаем ключевую фразу рассказа «море смеялось», становится ясно, что автор здесь смотрит на мир глазами самой Мальвы.
Сергей Михайлович рассказал о том, что Горький был раним как писатель и чрезвычайно ответственен как редактор и администратор. На любое письмо и рукопись он считал своим долгом ответить, заложив хорошую традицию у советского поколения редакторов. И внимательно читал все рукописи, и порой даже обижался, если новый рассказ интересного литератора попадал не к нему в руки. Такой интерес в литературной среде к брату-писателю – достаточная редкость. Безо всякой иронии мой собеседник-критик говорит, что Горький был большой и глубокий человек. Конечно, его творчество было неоднородным по художественной ценности – профессиональный драматург и великолепный прозаик, он был достаточно слабым и неуверенным стихотворцем – «Буревестник» и «Песнь о Соколе» трудно назвать шедеврами…
Горького 5 раз номинировали на Нобелевскую премию, но так и не дали. Хотя он, безусловно, ее заслуживал… Он был невероятно популярный писатель – это было время, когда в киосках продавали фотокарточки писателей, как потом будут продавать открытки с изображениями артистов.
Впрочем, мне захотелось поговорить о романе «Мать», который мы, советские школьники, читали, признаться, без особого энтузиазма…
– По соображениям социалистической идеологии, в советское время это произведение было определено в жанр романа и поднято на щит, хотя нельзя не обратить внимания на некоторый схематизм и плакатность литературных образов… Это обстоятельство привело к тому, что вокруг него сложилось немало иронических комментариев и даже анекдотов.
А ведь и здесь (как и везде) проза Горького содержит немало тонких, проникновенных моментов. Образ Ниловны, действительно, намеченный несколько пунктирно, любопытен мотивом женской сочувственной психологии. Мать, отдающая себе отчет, что сын ее встал на рискованную и сомнительную дорогу, все равно поддерживает его, идет вслед за ним, включается в революционную работу. Понять ее нетрудно: вероятнее всего, она исходит из того, что в трудную минуту лучше быть рядом с сыном, чтобы при необходимости поддержать, защитить, а может быть, и спасти его.
Решение это она принимает сразу, без раздумий, в первой же беседе, когда Павел признается ей, что он включился в борьбу «за рабочее дело». Помните – «Матерей – не жалеют. Она это знала»…
Известно, что мать Горького, дочь нижегородского ремесленника Варвара Васильевна Каширина, умерла от туберкулеза легких, когда сыну было 11 лет. В его взрослении приняла участие бабушка Акулина Ивановна, которая знакомила мальчика с русским фольклором – пела песни, рассказывала сказки и стихи… Так что у Горького была своя «Арина Родионовна», но ранний уход матери не мог не остаться незаполняемой пустотой в душе и не отразиться в творчестве.
«Кстати, – продолжает Сергей Казначеев, – позднее, когда описывается революционный рабочий митинг у ворот фабрики и Павел фактически становится его вождем, трибуном, неожиданно начинаются разговоры о Христе. Невольно возникает параллель, что Павел Власов и есть новый мессия. Но раз так, то Ниловна – Богородица! Вот на какую высоту возводит писатель этот женский образ».
И в короткой и милой горьковской сказке «Воробьишко» образ мамы – самый что ни на есть центральный. Мама мечтателя и фантазера… Птица, лишившаяся хвоста. Но не крыльев!
Матерей жалеют!
Вот и мы с коллегой Марией Вихаревой, сотрудником библиотеки имени Маяковского, решили поговорить о Горьком с детьми. С этой целью и пришли в «Теплый дом», чтобы совместно с нашими друзьями, с которыми уже обсуждали кэрролловскую Алису, почитать Горького.
Ребята не сразу, но вспомнили, как назывался Нижний Новгород в советское время, кому стоит памятник рядом с нашим Дворцом детского творчества и где расположена улица Горького в Сарове.
А сама сказка и ее персонажи вызвали горячее обсуждение, которое закончилось примерно таким выводом, что опыт необходим, ибо учит осторожности и осмотрительности, и что мама-воробьиха – это образец самоотверженности и бесстрашия и ее хвост, конечно, жалко… А кошка – хоть и зло, но неизбежное и в своих инстинктах не властное. На волне игры сочинили продолжение о том, что мама никогда не жалела об утраченном хвосте, потому что его отсутствие совсем не мешало ей летать, а Пудик со временем вырос в умного и осторожного воробья. И когда он женился и остепенился («обворобьился» – по меткому выражению Никиты Тихова), то свил себе гнездо подальше от человеческого жилья и, соответственно, – кошачьего логова. После некоторых раздумий он решил, что крылья для иных существ – действительно, лишний агрегат, и уже не предавался утопическим мечтам в русле «Крылья – для всех!»… Хотя к своим и соседским детям относился очень внимательно и бережно. Стал хорошим родителем – по примеру мамы. В конце беседы мы с удовольствием порисовали маму-воробьиху, Пудика и коварную кошку, за что очень благодарны всем участникам акции «Час классика» – Никите Тихову, Татьяне Андреевой, Валерии Кожевниковой, Анастасии Курносовой, Александре Бухолец, Игорю Сергееву, Эдуарду Алехину, Сергею Мастерову, Александру Скороходову, Анастасии Черепахиной, Полине Антиповой, Дарье Скороходовой. До новых литературных встреч!
И. Егорова-Крекнина
Автор: Наш корр.